Когда раздался звонок, школа привычно зашаталась, но устояла. Вместо стекол и штукатурки из нее с радостными криками посыпались дети. Многие, вырвавшись на свободу, старались погромче оповестить мир об окончании своих мучений, остальные выходили чинно, а некоторые вдобавок и грустно. К последним относился и шестиклассник Митькин, вид которого был уныл и безрадостен. Похоже, ничего хорошего от судьбы он уже не ждал. Погруженный в собственную скорбь, он медленно переставлял ноги, не обращая никакого внимания на окружающее буйство. Поэтому не удивительно, что первые два крика, обращенные к нему, он пропустил мимо ушей, среагировав только на третий, подкрепленный тычком в плечо.
– Здорово! – живущий в соседнем подъезде Федюков из параллельного класса был вполне жизнерадостен и весел.
– Здорово, – хмуро буркнул Митькин.
– Домой?
– Угу.
Федюков по инерции проскочил немного вперед, затем обернулся и удивленно посмотрел на Митькина.
– Ты чего такой?
– А ну их... – Митькин зло махнул рукой в неопределенном направлении и Федюков сразу все понял.
– Что, пара? – сочувственно спросил он, пристраиваясь рядом и начиная так же монотонно переставлять ноги. Ответом был глубокий вздох. – Да ладно тебе. В первый раз, что ли...
– Дааа... – тоскливо протянул Митькин, – у меня уже четвертая за неделю. И физик отца в школу вызвал. А я ему о тех трех еще ничего не говорил.
Мысленно оценив объём содеянного, Федюков присвистнул. Получалось, действительно, многовато.
– Слушай, – без особой надежды посоветовал он. – А ты что-нибудь хорошее сделай. Полы там помой или в магазин сходи. Может, и пронесет, а?
– Не-е-т. Не поможет. – Митькин вздохнул так обреченно и с таким видом уселся на скамейку у своего подъезда, как будто следующим местом его приземления должен был стать, по крайней мере, электрический стул. Или что похуже.
– Выпорет? – тихо спросил Федюков, кое-что зная о методах воспитания Митькина-старшего.
– Еще как... – будущая жертва экзекуции поежилась и с мрачным видом замолчала, думая о чем-то своем. Не зная чем еще помочь приятелю, замолчал и Федюков.
– Эх! – спустя некоторое время вдруг оживился Митькин. – Мне бы машину времени.
Федюков вздрогнул и изумленно уставился на приятеля.
– Чего?
– Машину времени.
– Зачем?
– Ха! – Митькин ухмыльнулся и, постепенно распаляясь, продолжил: – Да я бы тогда им всем показал. Представляешь! Садишься и летишь лет на тридцать назад, когда наш физик еще только начал в школу ходить. Встречаешь его и – бац! – по ушам. И говоришь: «Привет тебе от Митькина!» И еще раз! И исчезаешь. А потом к нашей классной, когда она еще первоклашкой была. Представляешь – идет чистенькая, нарядненькая, а ты ее в лужу... А?! А трудовика поймать – и фингал под глаз! Математичке – краски в портфель! Или чернил! А к директрисе домой заявиться, варенье слопать и всё перебить! Пусть потом доказывает, что не она. А завучу... – замолчав на полуслове, он вытаращил глаза и уставился на что-то прямо перед собой. Проследив за его взглядом, Федюков сделал то же самое, вдобавок распахнув еще и рот.
Рядом со скамейкой стоял мужчина в какой-то странной одежде и внимательно их разглядывал. Только что поблизости никого не было, кроме двух нахальных голубей у урны и сварливой вороны, торчащей на дереве и заставившей Митькина пожалеть о рогатке, находящейся в данный момент в столе у физика, и вдруг возник этот. Откуда – непонятно. Но все это еще можно было бы пережить – в конце концов, мало ли, ну не заметили – если бы на голове незнакомца вдобавок не торчал какой-то странный шлем, провода от которого уходили в неведомый аппарат за спиной.
Увидев, что его заметили, незнакомец шагнул к скамейке и строго спросил:
– Кто из вас Митькин?
Ответом было гробовое молчание.
– Ты? – ткнул он пальцем в Федюкова. Тот испуганно замотал головой и покосился на приятеля.
– Значит, ты?
Митькин тоже замотал головой, но, увы, не так убедительно. Одновременно он хотел что-то сказать, но голос его не слушался.
– Так. – Незнакомец с мрачным удовлетворением оглядел обоих. – Отлично. – И отвесил Митькину увесистый подзатыльник.
– За что?! – сразу обрел дар речи Митькин.
– За будущее, – холодно пояснил незнакомец и цепко ухватил его за ухо. – Я к тебе оттуда.
Митькин вскрикнул и жалобно заскулил. Делал он это очень невнятно, так что смысл слов разобрать было невозможно. Федюков, опасаясь, что дело может дойти и до него, вжался в скамейку и старался дышать пореже.
– А теперь, Митькин, – продолжал тем временем незнакомец, – слушай и запоминай. И не вздумай чего-либо забыть, когда вырастешь. Во-первых, не воруй, во-вторых, не будь хамом и жлобом, и, в-третьих, веди себя скромно и не суй свой нос, – свободной рукой он больно дернул Митькина за нос, – в чужие дела. Понял?
– Дааа... – плачущим голосом прошептал Митькин.
– Не забудешь?
– Н-н-е-ет.
– Ну гляди, – незнакомец с сожалением отпустил ухо Митькина и, выпрямившись, грозным тоном добавил: – Я сейчас слетаю обратно, проверю, и если окажется, что ты чего-нибудь забыл, то я к тебе сразу вернусь. И мало тебе ну совсем не покажется. Усёк?
Митькин, еще не веря до конца в избавление, так рьяно закивал головой, что в глазах его потемнело.
– Ладно, – с сомнением произнес незнакомец и, сделав шаг назад, исчез.
Митькин продолжал кивать. Вместе с ним кивал и Федюков. На всякий случай.
