из незабываемого
Некогда неуклонное наше восхождение к горним вершинам повального счастья для всего человечества породило такое чудовищное напряжение всяких не украшающих светлый облик строителя коммунизма потребностей, что практически все население страны стало тратить бесценные минуты досуга не на очищающее и возвышающее душу штудирование работ классиков, и не на укрепляющие тело и дух, а также способствующие большим производственным достижениям физические упражнения, а на беготню, стояние в очередях и другие усилия по добыче товаров первой и всех прочих необходимостей. Противоестественная же случка нашей исторической действительности с придуманным скучающими буржуями научно-техническим прогрессом так сильно расширила список потребных населению товаров, что традиционным, идеологически проверенным спичкам, соли и керосину пришлось срочным порядком отползать в сторону, поневоле уступая место товарам с явно подозрительной родословной. Ну а поскольку, как остроумно заметил один из вышеупомянутых классиков, бытие определяет сознание, то вся эта ситуация естественным образом не могла не отразиться на внешнем облике и психологии каждого отечественного человека, породив такие, воистину универсальные для представителей всех народностей и слоев вкупе с прослойками качества, как острый взгляд, полный товарного любопытства, и условный рефлекс на всякое скопление людей вокруг какого-либо оазиса торговли.
Одно из таких скоплений, организованное в виде довольно длинной кишки под названием очередь, в один вполне обычный летний день тысяча девятьсот восемьдесят какого-то года гнездилось у рядового, ничем в общем не примечательного хозяйственного магазина. Начиналась она у самых дверей, одну из которых украшал любовно исполненный трафарет "Обед", полуогибала стоящий на пригорке и как бы даже несколько устремленный в небо магазин, неприступными уступами спускалась по лестнице и заканчивалась в непосредственной близости от автобусной остановки. Стояла очередь сосредоточенно, вдумчиво, и по всему было видно – давно.
К остановке, постреливая всякими неприятными газами, изредка подкатывали полупустые автобусы, тормозили и с коварным треском распахивали двери, явно пытаясь заманить в свои гулкие недра кого-нибудь из очереди. Немного подождав и не исполнив задуманного, напротив, рискуя уменьшить и без того невеликое число своих пассажиров, уже жадно прильнувших к окнам, автобусы поспешно закрывались и катили дальше. Очередь на них никак не реагировала.
Очередной автобус немного замешкался и, сгибаясь под тяжестью двух больших тюков и нескольких сумок, из него успела-таки выползти бабка с довольно морщинистой, загорелой и совсем не аборигенистой внешностью. Увидев очередь, бабка сразу оживилась, сбросила наземь тюки, пристроила к ним сумки и обратилась к ближайшему мужчине, бережно хранившему на своем лице угрюмое выражение.
– Мила-ай, чего давать-то будут?
С трудом оторвавшись от своих – по всему было видно – нелегких раздумий, мужчина нехотя посмотрел на бабку, поморщился и ничего не ответил.
– А чего тебе, бабуль, надо-то? – поинтересовался стоящий за ним молодой кудлатый парень в шортах.
– Чего надо, чего надо, – проворчала бабка, посмотрев на парня и отметив про себя его несерьезный вид. – Чего дают, то и надо.
– Ааа... – протянул парень. – Ну тогда становись. За мной будешь.
Бабка посмотрела на очередь, оценила ее длину, с сомнением покачала головой и еще раз обратилась к угрюмому мужику.
– Так чего давать-то здесь будут, мил человек?
Мужик сделал вид, что ничего не слышит. Только еще больше насупился.
– А? – бабка подергала его за рукав.
Мужик скривил лицо, вздохнул и, не глядя на бабку, скупо ответил:
– Бумагу для сортира.
– Это обои, что ль, такие специальные? – поспешила уточнить бабка.
– Обои, обои, – серьезно закивал головой парень. – Только рисунок на них должен делать сам.
– Как это? – изумилась бабка.
– Да так вот, – парень развел руками и с довольным видом огляделся.
Ближайшая часть очереди уже сдавленно хихикала. Другие, стоящие несколько дальше и в силу этого лишенные возможности слышать завязавшийся в хвосте очереди разговор, старательно вытягивали головы, изгибали корпуса, но с места своего при этом предусмотрительно не сдвигались, дабы не сломать стихийно сложившуюся очередность и не лишиться своих более весомых преимуществ перед смеющимися.
– Не понимаю, – озадаченно прошептала бабка.
– Ничего, бабуль, купишь – быстро разберешься, – под усиливающийся смех успокоил ее парень.
Мужик неодобрительно посмотрел на него, перевел свой взгляд на смеющуюся часть очереди и решительно повернулся к бабке.
– Туалетная бумага это, – пояснил он.
– Так это я поняла! – воскликнула бабка и, понизив голос, продолжила: – Никак только в толк не возьму – зачем?
– Затем, – сердито ответил мужик, всем видом своим показывая, что дальнейший разговор на эту тему ему неприятен.
– Зачем затем-то? – не поняв его мимики, продолжила недоумевать бабка.
– За этим самым, – опять вмешался парень.
Мужик еще раз смерил его неодобрительным взглядом и, наклонившись к бабке, свистящим шепотом произнес:
– Подтираться, вот зачем.
– Ааа... – протянула бабка и уважительно закачала головой.
– Aга, – с некоторым разочарованием передразнил ее парень.
– Специальная такая бумага? – помолчав, спросила бабка.
– Специальная, специальная, – подтвердил парень.
– Ишь ты, чего удумали... – сделав паузу, бабка задумчиво посмотрела на магазин. – И сколько ж такая стоит?
– Какая разница, – с неожиданной злостью вдруг взорвался мужик, – когда даже подтереться нечем!
– А все-таки? – ничуть не смутилась от такой резкости бабка. – Почем дают?
– По сорок копеек, – не оборачиваясь, с затаенной ехидцей вмешалась стоящая перед мужиком женщина в кимоно.
– За лист! – ахнула бабка.
– За рулон.
– А рулон-то большой?
– Во такой, – с готовностью показал парень.
– Маловат будет, – приглядевшись, оценила бабка. – А тебе вот, к примеру, – она опять повернулась к мужику, – на сколько его хватает?
– Как пользоваться, – глядя себе под ноги, буркнул мужик.
– Ну если по разку в день ходить, – бабка вытянула шею, пытаясь оглядеть мужика с тыла.
Мужик затоптался, уворачиваясь от бабкиного взгляда.
– Лично мне хватает недели на две, – с презрительной гордостью сказала женщина в кимоно и, подумав, уточнила: – Одной.
– Ну да, – бабка смерила нижнюю часть женщины оценивающим взглядом, что-то про себя прикинула и с сожалением пробормотала: – Не-е, я уж лучше тогда лопушком. – Она отошла в сторону и принялась навьючивать на себя тюки.
В этот момент к остановке подкатил очередной автобус, и немногие его пассажиры тут же приникли к стеклам.
– Эй! – из двери автобуса высунулась голова женщины в большой белой панаме. – Чего дают-то?
– Бумагу туалетную, надежную, заветную! – громко и с явным удовольствием продекламировал парень.
– Василий, быстрей! – крикнула женщина в недра автобуса и начала с пыхтением выбираться на волю.
Подобрав сумки, бабка поспешно встала за парнем. Следом за ней пристроилась женщина в панаме и Василий.
– Бабуль, – с веселым изумлением встретил бабку парень, – ты же решила лопушком?
– Для невестки возьму, – строго объяснила та. – Она у меня девка нежная, бухгалтер. Пусть побалуется.
– Пущай пошалит, – с серьезным видом согласился парень.
– Вот из-за таких нам ничего и не достается, – охотно подключилась к разговору женщина в панаме. – Хапают всё, хапают.
– А нам, может, тоже охота, – вызывающе отреагировала бабка.
– Им, видите ли, охота, – женщина в кимоно повернулась и смерила бабку презрительным взглядом. – Охота им, видите ли!
– А нам надо! – отрезала женщина в панаме.
Бабка насупилась, подыскивая достойный ответ.
– Да ладно вам, – не утерпел парень. – Можно ведь и газеткой.
– Газеткой?! – лицо женщины в панаме пошло красными пятнами. – Я – газеткой?! – казалось, ее сейчас хватит удар. – Василий, ты слышишь?! А?! Чего молчишь?!
Василий поспешно нахмурился и пробурчал что-то осуждающе-невразумительное.
– А что, – парень пожал плечами, – помять, и нормально.
– Там же краска! – возмущенно выдохнула женщина в кимоно. – Свинец!
– Косметика – та же краска, – успокоил ее парень. – А свинец по нынешним временам даже полезен. От радиации защищает.
– Нет, газеткой, а! – не слушая, продолжала возмущаться женщина в панаме. – Мне – газеткой. Вот сам бы ею и пользовался. А то ведь тоже в очереди стоит.
– Ну прям, как моя теща, – повернувшись к мужику, поделился парень. – Та тоже, как про газету услышит, так сразу возмущается.
– Ничего, не баре! – наконец, нашлась с ответом бабка, чем и переключила на себя возмущение женщин.
– Ну и что, – не поддержал парня мужик. – Я тоже газетой не могу. У меня на краску аллергия.
– Ну, аллергия – это дело другое, – махнул рукой парень. – Это понятно. А теща моя из идейных соображений отказывается. "Не могу, – говорит, – как член партии, с руководящими текстами на таком месте ходить. Не могу, и всё! Вдруг, – говорит, – товарищи по партии случайно увидят". "Да как же они это увидеть смогут?" – спрашиваю. "Мало ли, – отвечает, – возьмут и увидят". "Так, может, это и хорошо, – говорю я. – Наглядная агитация получается". "Нет, – говорит, – на таких местах наглядную агитацию никто не делает". "А вы тогда последнюю страницу берите, – советую ей я, – там только погода и спорт". "Нет! – кричит, – Всё равно не могу. Права такого не имею!" Вот я и стою теперь, как дурак.
– Бывает, – мужчина с отчужденным видом кивнул головой.
– Нет уж, – не обращая внимания на холодный прием, продолжил парень, – хоть бы действительно химчистку специальную устроили. Как в том анекдоте. Попользовался, отнес, там простирнули – и опять чистая.
– Ну да, чистая. Жди, – зло сплюнул мужик. – В нашей химчистке и от твоего дерьма не очистят, и чужим еще уделают.
– Это точно, – согласился с ним парень и взглянул на часы.
– Сколько? – поинтересовался мужик.
– Пора бы, – парень вытянул шею и посмотрел в сторону магазина.
Сразу прекратив ругаться, бабка и женщины сделали то же самое.
Толпа у входа всколыхнулась, стеклянные двери подались и начало очереди с молчаливым остервенением двинулось прямо на ненавидящие взгляды продавщиц. Остальная часть очереди сплотилась, стараясь оградить себя от инородных проникновений. В воздухе парил дух коллективизма и дефицита...
1996 г. 