В ожидании обеда Евсеев сел в кресло и от нечего делать приоткрыл валяющуюся на журнальном столе детскую книжку. Глазам его сразу открылся большой и сочный рисунок, изображающий пальму. Она вся топорщилась связками бананов, и смотреть на это почему-то было неприятно.
"Негуманно такое в детских книжках рисовать", – подумал Евсеев и, еще раз взглянув на рисунок, решительно захлопнул книгу.
Связки бананов перед глазами от этого не исчезли.
"Во нарисовали, – подумал Евсеев. – Не избавишься".
Он мотнул головой и облизнулся. Теперь был виден каждый банан в отдельности. Желтая кожура чуть не лопалась от обилия пахучей, мясистой плоти.
– Ну невозможно же, – простонал Евсеев. – Хоть бы зелеными их изобразили. Нет, обязательно спелыми надо...
В животе его заурчало.
Еще немного помучавшись, он вздохнул и опять раскрыл книгу.
Пальма предстала во всей своей красе. Ему даже показалось, что бананов стало существенно больше.
"Надо подсчитать", – решил он и, вооружившись карандашом, принялся поштучно отмечать плоды.
– Вот это да! – ахнул, когда осознал получившуюся цифру. – И это только с одной стороны. A сколько еще в кроне могло затеряться. Да если так посмотреть... – Он опять схватил карандаш и быстро проделал какие-то вычисления. – То черт-те что получается!
Убитый приоткрывшимся изобилием, Евсеев откинулся в кресле и тупо уставился в пространство. По самым скромным подсчетам получалось, что урожая только одной пальмы вполне могло хватить на то, чтобы каждый член большой семьи Евсеева мог круглый год есть по четыре банана в день. А сам Евсеев – по целых пять!
"А если две пальмы..." – как-то случайно мелькнуло у Евсеева в голове, и сама возможность такого факта заставила его завистливо зажмуриться.
"А если три..." – коварно настигла его следующая мысль, и в ту же секунду Евсеева сильно перекосило.
– Нет, – прошептал он, – так нельзя. – С усилием отклеившись от кресла, Евсеев забегал по комнате.
"Это ж страшно подумать, до чего везет некоторым, – продолжал между тем его мозг вести свою разрушительную работу. – Ведь если четыре..." – На этом месте Евсеев тихо взвыл.
– Пап, а я пятерку принес, – заглянул в комнату старший сын.
– А если пять... – сами собой произнесли губы Евсеева, и он обессилено рухнул в кресло.
– Даже пять с плюсом, – ничего не замечая, продолжил сын. – Учительница сказала, что если бы можно было, то она бы мне и шесть поставила...
"А если шесть!" – тут же вспыхнуло в голове у Евсеева, и он закричал: – Вон! Выйди отсюда вон!
Сын испуганно исчез, а вместо него в комнате появилась жена Евсеева.
– Ты чего на ребенка орешь, – начала она с порога. – Сколько можно. Сто раз тебе уже говорила...
– А если сто!!! – уже не помня себя, заорал Евсеев и потерял сознание.
Очнулся он только к вечеру, долго смотрел на заплаканную жену и притихших детей и лишь вид лежащей на столе книжки смог вызвать в его взгляде некоторое оживление. Он вздрогнул, зажмурился, затем вскочил и швырнул книжку в открытое окно.
– Все! – очень мужественно сказал он и тут же подумал: "А если двести..."
1991 г. 