Приснилось тут Воробьеву, что он буревестник. И гордо реет над морскими волнами, роняя на белоснежные лайнеры обильный помет. А на лайнерах на тех всякая новоявленная буржуазия гужуется, рябчиков и ананасы шампанским запивает. И не ведает о том, что буревестник-то вот он уже, на подлёте. И вдруг как грянет пометная буря! Как налетит сокрушительный шквал! Крики, стоны, панический топот! Буржуи вскакивают, мечутся по палубам, пытаются спрятать тела жирные в каютах, но поздно. От Воробьева им не уйти! А тот знай себе мечет да мечет.
И вдруг замечает Воробьев, что неподалеку еще две птицы тем же делом самозабвенно занимаются: ясный сокол и черный ворон. И при этом друг друга громко подзуживают.
– Давай, давай, – кричит ясный сокол, – наше дело правое!
– Ни шагу назад! – откликается черный ворон. – Победа будет за нами!
– Лучше больше да чаще! – не унимается ясный сокол.
– Кучней клади, кучней! – снижает пафос черный ворон.
– Вон мордатый какой-то за трубой спрятался, – переходит на конкретику ясный сокол, – не иначе – брокер.
Тут они оба с победным криком спикировали, а, поднявшись, тоже Воробьева заметили, прервались на время, подлетели вплотную и строго спросили:
– Эй, птица, третьей будешь?
– Не буду, – неожиданно для самого себя гордо отказался Воробьев. – Я черной молнии подобен.
– Так-так, – нехорошим тоном произнес ясный сокол, – налицо буржуазный индивидуализм.
– Надо еще посмотреть, что он за птица, – сварливо отозвался черный ворон. – Может, он двуглавый орел.
– Башка-то вроде одна, – усомнился ясный сокол.
– Маскируется, – отрезал черный ворон. – Горбатого лепит, гнида контрреволюционная.
– Но-но! – возмутился Воробьев. – Провозвестника революции оскорблять?!
– К святому делу, гад, примазывается, – откомментировал черный ворон, а ясный сокол, улучив момент, молча долбанул Воробьева клювом.
– Ах так! – возопил Воробьев и, изловчившись, ответил ясному соколу тем же.
– Сопротивляется, – безмерно удивился ясный сокол, а черный ворон безапелляционно определил: – Значит, враг!
– Ну держись, бройлер, – пообещал тогда ясный сокол, и завязалась жестокая драка. Ясный сокол на Воробьева сверху камнем падает, крепким телом пришибить норовит, а черный ворон все исподтишка подбирается, чтобы глаз какой-нибудь выклевать. А вокруг еще чайки глупые носятся и кричат: "Кто виноват? Что делать?"
Долго ли, коротко ли они так сражались, но чувствует Воробьев, что силы его уже на исходе и смерть бесславная от собратьев по общему делу не за горами. И так ему обидно стало, что сплюнул он кровавую юшку и простонал:
– Да с вами я, с вами, только не бейте!
– Ага! – вскричал тогда радостно черный ворон. – Сдаешься!
А ясный сокол с укором добавил:
– Так бы сразу и сказал.
Обнялись они тут, как три составные части марксизма-ленинизма, поклялись друг другу в верности и продолжили, как три источника, свое святое дело...
На этом месте Воробьев проснулся от того, что его грубо трясли и стаскивали с постели.
– Опять обделался, – услышал он голос жены, но в смысл не вник.
– Оставь меня, – боясь упустить такой прекрасный сон, пробормотал Воробьев. – Я буревестник.
– Жук ты навозный, – с ненавистью ответила жена и, стащив простыню, отправилась ее застирывать.
А Воробьев поворочался и вновь заснул. И снилось ему, что он буревестник...
1996 г. 